ИЗ ЗАПИСОК АНДРЕЯ НОВИКОВА
...За окном глухая ночь, а может, уже и утро. Если сейчас проснуться, то уже раннее утро, а если до сих пор не ложился — то, пожалуй, еще ночь. "Час быка", называл такое время Ефремов. Об этом диалектическом переходе еще и Прутков писал: "Желающий трапезовать слишком поздно рискует трапезовать рано поутру".
Так вот — ночь, как условились, и ветер хлещет в окно дождевою осенней печалью, и единственное в жизни утешение, что в отличие от прочих нормальных граждан мне не нужно в мутных рассветных сумерках продирать глаза и, проклиная судьбу и горсовет, ждать троллейбуса на остановке, насквозь простреливаемой струями ледяного дождя. Напротив, в самый для трудящихся отвратительный час я с полным правом задерну шторы, укутаюсь пледом, как шотландский лорд, и буду спать, сколько пожелаю.
Отчего это так много в моей жизни дождей, туманов, метелей и прочих чудес природы?
А тогда звенело утро, весеннее, солнечное, почти теплое. И словно не было накануне нашей, не скрою, страшной битвы. Страшной не только и не столько обычным в бою страхом смерти, а своей ирреальностью. Ничего подобного мы не испытывали раньше — ни на Земле, когда работали с Иркиными "приятелями", ни здесь...
Вечером Сашка сразу уснул, а мы с Алексеем, прокопченные кордитным дымом, вымотанные до последней крайности, сидели на свернутых чехлах на полу боевого отделения и разговаривали. И что удивительно, не о войне, а на самые нейтральные темы.
А когда рассвело, перекусили на скорую руку и пошли. Сашка остался для подстраховки. Чувствовал он себя так, словно его долго ногами били, потому и остался без особых протестов.
Поле боя впечатление производило... Было в том изломанном железе что-то настолько нездешнее, гораздо более нечеловеческое, чем все ранее виденное. Вчера, в горячке боя, мы этого не заметили, а сейчас сразу в глаза бросилось. Бронеходы разбитые прямо кричали, что они из мира, ничего общего с человеческими понятиями не имеющего. В них не было ни одной линии, ни одной плоскости, согласующейся с нашей геометрией. Как бы это поточнее описать — ну, если представить себе рисунок, выполненный сразу и в прямой и в обратной перспективе. Как будто видишь сразу то, что одновременно видеть никак невозможно. Как будто у прямоугольника все четыре угла — тупые. Но все это настолько неуловимо, что понять, в чем фокус — невозможно.
— Ты что-нибудь понимаешь? — спрашиваю я у Алексея.
— Честно говоря — мало, — отвечает. — Такой геометрии в природе быть не должно. Так только Морис Эшер рисует.
Полазали мы внутри. Там тоже ничего хоть приблизительно понятного. Никаких ракообразных не обнаружили. Неракообразных тоже. А содержимое бронеходов больше всего напоминало внутренности ламповой ЭВМ пятидесятых годов, как я ее себе представляю, если ее долго, сладострастно крушить ломом. Еще там были такие как бы струны или стеклянные световоды, и ничего больше. Как эти штуки ездили, чем или кем управлялись, где у них двигатели и где оружие — полный туман.
Часа полтора мы лазали по тому кладбищу, можно сказать — одурели от никчемной информации и мало-помалу прониклись комплексом неполноценности пополам с унылой злостью. Решили перекурить.
— Тупые мы с тобой, братец, — на удивление смиренно сказал Берестин.
— Ну, это еще вопрос, — не согласился я: гордость не позволяла. — Возьми самого признанного титана мысли, хоть Ломоносова, и покажи ему F-16, сбитый зенитной ракетой. Много ли он там сообразит? А разница всего две сотни лет, и техника земная.
— Ну что ж, — говорит Берестин. — Мы еще неплохо держимся. Другие на нашем месте давно бы в футурошок впали...
— Конечно. Представь, как бы на все это гоголевские старосветские помещики реагировали.
— Ну и что купцы? — вдруг завелся Алексей. — Мало ли как их там Островский обрисовал! А те самые купцы, имей в виду, и Калифорнию с Аляской завоевывали, и Афанасий Никитин тоже купец, сам знаешь, куда ходил. Не нужно зря на людей клепать.
— Что это ты вдруг? Сам вроде не из купцов происходишь?
— Ну и что? Снобизма не нужно. Может, девяносто процентов галактического населения еще и не то видели, а мы из своего захолустья попали в чуть более населенные места и уже вообразили, что достигли вершин немыслимого. А все это, быть может, просто невинная игра в крысу, как говаривал тот же Остап Ибрагимович, по другому, впрочем, поводу...
Я с ним согласился. Нельзя жить и делать свое дело, если воспринимать действительность как невероятность. Что есть, то и есть. Достаточно того, что мы сознаем уникальность текущего момента в рамках нашего опыта и стараемся соответствовать.
И вот тут, среди нашей глубокомысленной беседы о текущем моменте, произошло то самое, что окончательно уводит сюжет моего повествования за всякие пределы соцреализма в его ждановской трактовке (ну, помните: "...не о том, что есть, а о том, что должно быть").
Слов у меня, чтобы все описать, разумеется, нет. А если попросту — в одну из секунд нашего перекура я перестал осознавать себя как личность. Но даже в таком бессознательном состоянии мне было очень, пардон, хреново. Как если бы... ну скажем, броситься с гранатой под гусеницы танка, граната не взрывается, и тебя долго и больно гусеницы перемешивают с грунтом. А потом все кончилось, в глазах посветлело, и я осознал себя внутри белого шарового объема, довольно значительного, хотя и неопределенного, потому что стены его не выглядели твердыми, а словно из кучевых облаков вылеплены, и я не сидел и не лежал, а скорее висел в одной из точек внутри сферы. Никаких неприятных или болезненных ощущений у меня не осталось, чувствовал я себя вполне свежим и бодрым, но и обалдевшим, признаюсь.
И сразу у меня внутри головы возник голос. Именно внутри, я четко понимал, что слышу его отнюдь не ушами. Какая-то есть хитрость в физиологии, позволяющая это определить. Наверное, так бывает у шизофреников. Я их понимаю. Дословно услышанного я сейчас не восстановлю, потому как подозреваю, что и не было никакого "дословно", я сразу получил весь пакет информации и только потом развернул его в некую последовательность.
Короче, мы оказались в плену, или скажем так, в гостях у тех самых соплеменников Ирины, которые гонялись-гонялись за нами и наконец достали. Впрочем, претензий к нам ни за историю с агентами, ни за танковое сражение предъявлено не было. Все происшедшее было расценено ими как недоразумение, тем более что бронеходы — всего лишь автоматические устройства. А нам предлагался дружеский контакт и переговоры по взаимно интересующим нас вопросам.
Я в принципе не возражал, но сразу же поставил условие: воссоединить нас с Берестиным и переговоры проводить в привычной для нас обстановке и традиционным способом. Через некий провал в сознании я очутился в весьма пристойном помещении, похожем на большой гостиничный номер. На диване, обтянутом золотистым велюром, сидел Берестин и смотрел на меня без всякого удивления. Обменявшись мнениями, мы установили, что с ним беседа велась по той же программе.
Мы с ним тщательно осмотрели помещение и убедились, что подлинность вещей и предметов стопроцентная. Как правило, нормальный человек может принять сон за реальность, но никогда не примет реальность за сон, поэтому нам пришлось поверить в действительность происходящего.
Я тут же вспомнил историю Воронцова. Сходство прослеживалось. Хотя бы в смысле того, что ему для контакта тоже сымитировали роскошный земной интерьерчик. Правда, у нас дверь из комнаты не открывалась, и за окном клубилась белая муть, смотреть на которую было неприятно.
Тут входная дверь открылась и перед нами возникла царственная дама — иначе не скажешь, даже при всем моем отвращении к высокопарности и изысканности слога. На вид было ей около тридцати пяти, чуть ближе к сорока. Укутанная, обернутая (Бабель бы сказал — завороченная) в подобие индийского сари, атласно-муаровое, черно-красно-золотое, шуршащее и переливающееся, при движении то облегающее и подчеркивающее формы тела, то скрывающее все, но развязывающее руки воображению...
Мы с Берестиным глянули на нее, потом друг на друга и — расхохотались. И не истерическим смехом, а самым обычным. Как выяснилось — одновременно вспомнили анекдот про бандершу, которая, исчерпав резервы, выходит к клиентам сама.
Гостью такой прием если и удивил, то самую малость. Она приподняла бровь, грациозно прошелестела через помещение и опустилась в третье кресло, слегка напротив нас с Алексеем.
Вставать мы не стали. Предположив в ее появлении очередной фокус. Очередная серия прекрасных незнакомок — не много ли?
Лема мы в свое время почитывали. И помним, что он там, в "Сумме технологии", насчет фантоматики пишет. Любая достаточно развитая цивилизация в состоянии создавать иллюзии, неотличимые от реальности никакими разумными способами. Сей случай вполне мог быть из этой же оперы. На самом деле, небось, наша матрона — то самое ракообразное, в которое положено стрелять железным болтом из арбалета (не зря же наши меньшие братья-кванги вечно их при себе таскают!). И, разумеется, они — то есть пришельцы — уверены: земляне настолько примитивные и сексуально озабоченные существа, что сам факт появления перед ними достаточно привлекательной особы гарантирует сговорчивость вплоть до полной капитуляции.
Увы, не так уж они и не правы. Берестин, например, на этом и попался. Будь на месте Ирины мужик, или будь она сама чуть пострашнее — стал бы он таскать им каштаны из огня (из прошлого то есть)? И Воронцов, само собой. Правда, у него причина несколько иная, но без ля фам все равно не обошлось. А теперь вот и третий заход все в ту же масть.
— Меня зовут Даяна, — представилась гостья. — Я уполномочена провести с вами переговоры.
Голос у нее надо отметить, тоже был великолепный, здорово поставленный, чуть низковатый. В качестве диктора ТВ в западном вкусе цены бы ей не было.
Сообщила нам она практически ту же легенду, которой Ирина забивала мозги Берестину, вербуя его в помощники. Насчет цивилизаций с обратным знаком, мировых линий, при столкновении грозящих катастрофой их и нашей вселенным, и о необходимости произвести коррекцию земной истории. Эту, мол, благородную миссию выполняла на Земле Ирина и подобные ей специалисты, а в определенной мере и товарищ Берестин, когда прогулялся в прошлое и помог тем самым святому делу.
Тут Алексей разволновался и агрессивно спросил, какого же в таком случае черта они пытались похитить Ирину, да и с нами обошлись не слишком вежливо?
— Это было недоразумение, — спокойно ответила Даяна. — Наши сотрудники ошиблись. Они решили, что Ирину завербовали враги, представители другой, весьма зловредной цивилизации, которые мечтают захватить Землю и сделать ее своей зависимой территорией.
— А что означает война, которую вы ведете против здешних аборигенов? В чем они перед вами провинились?
На этот вопрос Даяна сообщила, что для физического присутствия в нашей вселенной им нужна операционная база. На Таорэре — то есть, по-нашему, Валгалле — развернуты станции Обращенного времени, а так называемая война есть не что иное как процесс расширения переходной зоны, где время имеет знак "Ноль", то есть нейтрально по отношению и к нашему, и к их времени. Бронеходы же, с которыми мы сражались — передвижные станции-генераторы времени. Фронт их передвижения — терминатор времен.
Тут мы возмутились: а как же права квангов?
Даяна с великолепной небрежностью ответила, что, во-первых, расширение зоны не планируется за пределы половины территории планеты, квангам место останется, а во-вторых, нас это не должно касаться.
— Но ведь со временем цивилизация квангов будет развиваться, конфликт все равно неизбежен. У нас такие действия называются колониализмом и категорически осуждаются всеми цивилизованными народами.
— Вы забываете, — ответила наша матрона, — что мы имеем возможность зондировать время и знаем: местная раса лишена будущего. Это — тупиковая ветвь, замкнутое на себя общество, лишенное внутренних движущих сил. Еще несколько тысячелетий угасания, и они исчезнут.
В голосе Даяны звучало спокойное безразличие. Да и у нас, если честно признать, сейчас не было настроения вникать в проблемы Валгаллы-Таорэры. В своих бы разобраться.
Мы попробовали задать ей ряд прямых вопросов об их цивилизации, о врагах, с которыми они соперничают за контроль над Землей, наконец, об их подлинном облике. И все вопросы она ловко отклонила.
Вообще она показала себя дипломатом цепким и жестким. Не бандерша, а Талейран в сари. Правда, одно другого не исключает.
Алексей, гораздо больше, чем я, поднаторевший в дискуссиях с Ириной на инопланетные темы, затеял было спор о правомерности вмешательства кого бы то ни было в наши человеческие дела, пригрозил прервать переговоры, поскольку считает их неравноправными.
Вот тут она показала зубы. Фигурально выражаясь, разумеется. Она спросила: как бы мы отнеслись к перспективе провести месяц-другой в каменоломнях Древнего Рима, к примеру? На предмет большей сговорчивости.
Против такого довода возражать было сложно. И мы сказали, что размышлять можно и здесь. На том и порешили.
Даяна сказала, что на первый раз хватит. Мы вольны делать, что нам угодно. Любые пожелания в смысле обеспечения комфорта будут удовлетворены. Заявки можно подавать по телефону, который стоит в соседней комнате.
В общем, тюрьму наш быт не напоминал. Скорее, положение русских послов в ставке монгольских ханов.
В ходе следующих бесед мы не сдавались, но медленно отступали. Удалось выяснить, что Сашка плена избежал и, скорее всего, сумел вернуться в форт. А вот вырвались ли они на Землю, мы не знали. Даяна намекнула, что наша несговорчивость может вредно отразиться на судьбах друзей, но убедительности в ее интонациях не хватало. Зато она долго и въедливо выбивала из нас информацию о Воронцове. Вот его она считала агентом своих соперников. Мы отговорились незнанием, ведь Воронцов — друг Левашова, мы же его видели всего несколько раз и не имели оснований считать его не обычным торговым мореманом, а кем-либо другим.
Но как мы ни ловчились, а к стене она нас приперла. То есть: или мы выполняем их задание, или... Не такое уж мы сокровище, чтобы долго на нас красноречие тратить. Найдутся и другие. Конечно, мы произвели благоприятное впечатление: как Лешкиными делами в прошлом, так и умением держаться в нестандартных ситуациях. Но и только. Незаменимых нет.
Суть же задачи была проста, но грандиозна.
Те мелкие и деликатные воздействия на историю, а тем самым и на мировые линии земной цивилизации, на сей день себя исчерпали. Угроза нарастает, враги не дремлют, и необходимо основательное макровоздействие. Итогом которого станет решение всех проблем разом. Необходимо добиться, чтобы на Земле возникло единое правительство, или одна из держав стала настолько могучей, что могла бы диктовать свою волю остальным. В крайнем случае — чтобы все прочие державы не смогли воспрепятствовать ее действиям.
— Кажется, это называется мировое господство? — задумчиво спросил я.
Даяна сказала, что она тоже так считает.
А нужно это для того, чтобы от имени всей Земли заключить договор с нашими пришельцами, позволить им разместить на нашей планете установки для преобразования времени и тем самым спасти обе наши цивилизации и Вселенную в целом.
Вот и вся проблема.
Наша цивилизация с помощью пришельцев, разумеется, достигнет необыкновенного расцвета, навсегда исчезнет опасность войн, эпидемий, экологических кризисов... Тонко улыбнувшись, Даяна добавила:
— Дружба наших цивилизаций может иметь и еще один аспект. Вы уже убедились, что наши женщины довольно привлекательны. Генетически мы практически идентичны, так что в перспективе можно представить союз не только политический и экономический, но подлинное братство по крови...
И в заключение она поставила последние точки.
— У нас разработана техника, обеспечивающая перенос через пространство-время матрицы любой личности с наложением ее на личность избранного объекта...
Обмен разумов, одним словом. Смотри Шекли и ряд других авторов. Мы, стало быть, должны перевоплотиться в какие-нибудь подходящие фигуры нашей истории, чтобы, значит, их руками...
— А вы, значит, нашими руками? — сказал Берестин.
Даяна ответила, что исполнителями должны быть земляне, иначе враги получат право на контрмеры, а это — грандиозная галактическая война, за исход которой нельзя поручиться.
Что ж, вполне известная в дипломатической практике ситуация.
В натуре обмен разумов выглядел так. Личность "драйвера" (термин придумал я, от английского "водитель", "рулевой") накладывается на личность "реципиента" так, что отключает у него высшие уровни сознания и получает в свое распоряжение его память, навыки, инстинкты. Для окружающих нет никаких способов распознать подмену, если только драйвер не станет вести себя слишком уж неадекватно. Но и тогда это будет проблема психиатров, не более.
Когда драйвер уходит (а для этого не нужно никакой специальной аппаратуры), у реципиента остаются все воспоминания, но без осознания того факта, что он находится под чьим-то управлением. Реципиент, конечно, может удивиться, как ему пришло в голову поступать так а не иначе, но это уже его проблема.
Проблемы выживания наших тел, лишенных сознания, тоже не стояло, поскольку в зоне "Ноль" внешнее время нас не касалось. Мы всегда вернемся в точку начала отсчета. С этим феноменом мы уже сталкивались при своих переходах с Земли на Валгаллу.
Считая, что мы уже на все согласны, Даяна предложила нам подумать о точке вмешательства. Их, в принципе, были тысячи. Но если Даяне было все равно, в каком времени производить воздействие, то нам — нет. Мне, к примеру, отнюдь не льстило оказаться в шкуре Чингисхана и прожить в ней годы. Это зря писал Азимов, что достаточно переложить ящик с полки на полку или заклинить сцепление в автомобиле. Время, история — штуки упругие. С огромной инерцией. Ты считаешь — свергли царя, тирана и даже что-нибудь еще более грандиозное учинили — и готово? Ан нет. Побурлит все, поволнуется — и опять все как было. Так, штришок, зарубка на древе истории. Тут нужны именно годы. Кроме того, нам никак не интересно было изменять историю слишком далеко от наших дней и оказаться потом в абсолютно чужом мире. Как это уже описано у Андерсона в "Патруле времени".
И после долгих споров мы нашли то самое решение. Не скрою, поначалу мы с Алексеем сами оторопели от своего невероятного нахальства. Вроде как коснулись абсолютного табу. Однако поразмышляли, отрешились от стереотипов и спросили друг друга: ну а почему бы и нет?
Теоретически все получалось. Ну а последние сомнения рассеяла Даяна. Мы с ней постепенно как бы подружились даже. Хоть и своеобразно. Разговаривали запросто, без церемоний.
— Выбор у вас всегда есть, — сказала она, сочувственно улыбаясь. — Если не каменоломни, то можно предложить должность евнуха в гареме царя Соломона... Семьсот жен и триста наложниц. Только там хуже, чем в сказках "Тысяча и одной ночи". Жарко, глинобитный дворец без воды и канализации, женщины вонючие, грязные, мухи, скорпионы и очень строгие правила внутреннего распорядка...
Короче мы согласились. Без всяких пыток, насилия, совершенно добровольно.
Согласились и начали готовиться.
Подготовка была не такая уж сложная, просто очень много надо было запомнить.
А главное — нас не оставляла надежда, что Воронцов со своим другом Антоном нас не бросят. Иначе зачем все?
