ИЗ ЗАПИСОК АНДРЕЯ НОВИКОВА

( По-прежнему неизвестно, где и когда. )

На палубу я поднялся, по моим расчетам, минут за десять до восхода солнца, рассчитывая в полной мере насладиться феерической картиной наступления утра в тропиках.

Впрочем, ожидания мои были обмануты, если, открыв глаза в заполнявшем каюту сероватом полумраке, я подумал, что просто еще слишком рано и, пока я побреюсь и умоюсь, солнце как раз и подтянется к горизонту. Еще по Никарагуа я помнил, что и ночь и день в тропиках наступают почти мгновенно.

Однако, поднявшись наверх, я убедился, что надежды мои тщетны. Плотная низкая облачность простиралась от края до края свинцово отсвечивающего океана. Яхта находилась словно бы в центре заполненной лишенным полутонов, унылым светом полусферы. Примерно на километр еще различались гребни невысоких волн, а дальше вода и небо неразличимо сливались воедино. Будто не в Индийском океане мы находились, а в северных областях России, где-нибудь на Онеге или Ладоге.

Надо бы заглянуть в лоцию, характерна ли такая погода для этих широт и в это время и чего следует ожидать. Кто его знает, может, мы попали как раз в период муссонных дождей и до самого Таити обречены на туманы, сырость, шквалы и прочую экзотику.

Хорошо хоть ветерок подходящий, паруса ловят бриз, дующий, как мне кажется, от африканского берега, и кильватерная струя показывает, что ход "Призрак" имеет никак не меньше десяти узлов.

Господи, да бог с ней, с погодой. Неужели я все-таки дожил и до этого? Я повидал в свое время и Карибское море, и Мексиканский залив, даже выходил, подобно героям Хемингуэя, на большую рыбалку, но все это совершенно не то. Непонятно, в чем дело, но прибрежные воды отличаются от середины океана, как... Ну, допустим, как опушка подмосковного соснового леса от зауральской тайги. Вроде бы и деревья одинаковые, и кругозор ограничен тем же количеством метров, однако самочувствие совершенно другое...

Капитан Ларсен деликатно ждал на противоположном крыле мостика окончания моей медитации, чтобы подойти с докладом. Тем более что за ночь явно ничего неожиданного не случилось, а подъем флага назначен только на восемь ноль-ноль.

Вообще-то на частном прогулочном судне эта церемония не производится, однако я хорошо помнил один из постулатов, на котором Воронцов воспитывал своих роботов: "Если в восемь ноль-ноль флаг не будет поднят, в восемь ноль одну минуту наступит конец света".

Боюсь, что андроиды восприняли это буквально.

— Ну что, — наконец обратился я к капитану, — докладывайте. Покажите наше место. Много ли за ночь прошли? Не попался ли навстречу "Летучий Голландец"? "Дер флигенде холлендер", так сказать...

Понимание юмора в данный момент не входило в функцию капитана. Без нормальных человеческих эмоций, которые неизбежно присутствовали бы даже у самого хладнокровного шкипера, Ларсен доложил, что ввиду состояния атмосферы астрономических наблюдений произвести не удалось и в ближайшее время вряд ли удастся. Можно основываться только на показаниях компаса, лага и анемометра. От координатной точки, в которой яхта оказалась в момент перехода, "Призрак" прошел заранее намеченным курсом шестьдесят миль и сейчас находится ориентировочно вот здесь...

Я не большой знаток мореходной астрономии, но кое-что в этом деле понимал, не зря обучался основам штурманского дела последние полгода.

Ларсен же был в данной своей "реинкарнации" штурманом наивысшей квалификации, да и Воронцов с Левашовым тщательно рассчитали все элементы и параметры перехода.

Прошлый раз, кстати, они вывели "Валгаллу" от побережья Северной Америки к району Гибралтара с прецизионной точностью, несмотря на то что при этом еще имело место перемещение во времени почти на тысячу лет вперед. И вчера Дмитрий передал по факсу в последний момент лист карты с обозначением места, куда они нас переправляют.

В точку с координатами 6 градусов южной широты и 51 градус восточной долготы. Это приблизительно на середине расстояния между Сейшельскими островами и мысом Амбр — северной оконечностью Мадагаскара.

— Поэтому, не имея возможности провести определение места по методу линий равных высот для трех и более звезд, я счел наиболее безопасным до полного прояснения обстановки проложить курс на зюйд-ост, включить радиолокатор и дополнительно выставить на бак впередсмотрящего, — продолжал доклад Ларсен. — Даже если в ближайшее время не удастся провести обсервацию, единственная земля при сохранении данного курса и скорости — западный берег Австралии — откроется не раньше чем через десять суток.

— Решение правильное, — кивнул я с умным видом. А что тут еще скажешь?

Плывем и плывем, "как аргонавты в старину". Радиомаяков в этом мире пока нет.

Системы спутниковой навигации тоже. Но и судьба "Титаника" нам не грозит — локатор засечет любое препятствие минимум за десять миль, времени на маневр расхождения хватит, а в самом крайнем случае вахтенный робот без всякой оптики видит лучше, чем я в бинокль, а отвлечься и прозевать хоть риф, хоть перископ не способен в принципе. Так что можно жить спокойно и не забивать себе голову.

Однако для полного спокойствия я решил все же связаться с "Валгаллой". По правилам это нужно было сделать, Узнать, как у них дела с англичанами закончились, и доложить о "благополучном прибытии". Но сначала меня отвлек инцидент с Анной, а потом, увидев Ирину, я не захотел отвлекаться на прозу жизни.

Со связью ничего не получилось. То есть мне не ответила не только "Валгалла". Молчали вообще все диапазоны длинных и коротких волн, на которых работали радиостанции Земли в это время. Один только треск грозовых разрядов, шорох и шелест эфира, иногда — протяжные тоскливые рулады супергенерации.

Странно, но тогда это меня не столько встревожило, как, наоборот, успокоило. Попали мы в какую-то зону непроходимости радиоволн, ну и ладно. Через несколько часов все наладится...

Так мы и плыли себе навстречу невидимому солнцу по совершенно пустынному океану, не встречая ни парусников, ни пароходов. Да и неудивительно — курс наш проходил вдали от судоходных трасс. Линия Кейптаун — Фримантл лежала на полторы тысячи миль южнее, а Аден — Коломбо — Гонконг на столько же севернее.

Несколько раз в течение дня налетали короткие шквалы, но волнение оставалось умеренным, и мои дамы не страдали от морской болезни. Сегодня по случаю начала отдыха можно ограничиться блаженным ничегонеделанием, чревоугодием, распитием легких спиртных и прохладительных напитков, купанием в океане и, например, музицированием в кают-компании.

А с завтрашнего дня я собирался занять спутниц по полной программе. Мало, что на ограниченном пространстве "Призрака" угроза хандры и скуки является более чем реальной, так мне просто нужны надежные помощницы. Роботы роботами, а человеческий фактор со счетов сбрасывать нельзя. И я предполагал обучить девушек работать со снастями и парусами, лазить по вантам, драить палубу, грести веслами на шлюпке и все такое прочее. Планировались также занятия фехтованием, стрельбой, боевыми искусствами...

И скучать не будут, и часы отдыха покажутся долгожданными, а заодно и сил поднаберутся. Предъявлю Сашке вместо нежной былиночки, колеблемой ветром, крепкую загорелую деваху, с которой не стыдно пойти в разведку.

Заодно и посторонних мыслей будет меньше. Как специалист, я опасался, что в нашем тесном мирке могут возникнуть проблемы. Ирина мне говорила, что Анна оказалась женщиной чувственной и темпераментной, и переносить собственное воздержание при том, что мы будем регулярно уединяться в каюте, чтобы заниматься там известно чем, ей будет тяжело.

А это чревато плохим настроением и непредсказуемыми поступками.

Так что всем будет лучше, если после экстремальных физических нагрузок девушка будет забываться здоровым сном без сновидений.

Пока Сашка не вернется.

Вертелся лаг, считая мерно мили, и в конце концов барометр показал, что мы выходим из области низкого давления, и стрелка уверенно поползла в сторону "Ясно". Однако связь пока так и не восстановилась, что начало внушать умеренную тревогу.

В шестом часу утра стало очевидно, что уж сегодня солнце мы увидим, лохматые обрывки туч смутно темнели лишь за кормой, а восток алел совершенно по-маоистски. ["Алеет восток" - полуофициальный гимн Китая при Мао Цзэдуне.]

— Теперь и узнаем, капитан, какие мы с вами штурмана, — сказал я Ларсену, любуясь нежными переходами цветов на границе моря и неба. Отчего-то всю жизнь, с раннего детства, рассветы вызывают у меня сдержанный восторг и прилив оптимизма, а закаты, наоборот, вгоняют в меланхолию и провоцируют на странные поступки. — Готовьте инструменты, а я буду вам ассистировать.

Не буду подробно излагать здесь методику работы с секстаном, креномером и прочими штурманскими инструментами, но ручаюсь, что все было сделано по всем правилам науки и искусства, к которому, несомненно, относится штурманское дело. Но результат нас с Ларсеном поначалу просто удивил.

Я допускал, конечно, что координаты, определенные путем прокладки и счисления с помощью компаса и лага, с поправками на ветер и течения могут расходиться с обсервованными миль на десять-пятнадцать в каждую сторону, но сейчас выходило, что мы промахнулись больше чем на триста. Обычно так не ошибаются даже курсанты-троечники на первой практике. Мы с Ларсеном молча посмотрели друг на друга, после чего робот совершенно по-человечески пожал плечами.

Мы перешли на другое крыло мостика и повторили наблюдения. Результат совпал до долей градуса. Согласно прокладке на карте, от точки перехода мы шли курсом ост-зюйд-ост 115 градусов, со средней десятиузловой скоростью, и сейчас должны находиться на сорок миль северо-восточнее островов Каргадос — Карахос.

Обсервованное же место "Призрака" находилось южнее острова Маврикий, в непосредственной близости от тропика Козерога.

И, значит, либо капитально ошибся в своих расчетах Воронцов, что маловероятно, так как он использовал гораздо более точную стационарную аппаратуру "Валгаллы", либо...

Здесь приходилось размышлять самому, поскольку роботы к творческой деятельности не способны по определению. Я поручил Ларсену еще раз выверить инструменты, убедиться, что хронометры показывают правильное время, и посмотреть, нет ли опечаток в навигационных таблицах и таблице логарифмов. Потому что на триста миль в определении своего места не ошибались даже кормчие Колумба и Магеллана. Тем более — по широте. Ошибку в определении долготы допустить легче.

Значит, так. Раз неисправность приборов и опечатки в таблицах мы отнесли к компетенции Ларсена, на мою долю остаются гипотезы иного плана. Каковых не так уж и много. Точнее — нормальных, то есть нефантастических нет совсем. Если только очередной кок Негоро не подложил топор под главный компас, условно говоря.

Все остальное уже было. В том числе допущенная Олегом в Замке ошибка, забросившая нас с Ириной на целый вечер в 1991 год. Вернее, не ошибка самого Левашова, а какой-то неучтенный им фактор, нечто вроде принципа неопределенности, не позволяющий одновременно обеспечить точность попадания по месту и времени.

По аналогии можно представить, что если время сейчас, как мы предполагаем, расчетное — 29 октября 1921 года, 6 часов 17 минут поясное, то по месту находиться мы сейчас можем где угодно, как на предполагаемых координатах, так и на противоположной стороне шарика, то есть где-то между островами Туамоту и побережьем Перу.

Но томила меня смутная тревога. Мы ведь уже убеждались, и не один раз, что все наши шуточки с пространством-временем добром не кончаются.

Поход Берестина в 66-й год вызвал образование едва устраненной развилки реальностей.

Первая и последняя попытка возвратиться из Замка в собственные время и реальность забросили нас с Ириной в будущее, хорошо еще, что ненадолго и без всяких парадоксов.

Впрочем, это как раз большой вопрос. Отчего не предположить, что все, что случилось с нами после этого, как раз и является одним большим парадоксом?

Все — Белый Крым, Врангель, победа над большевиками, спасение Колчака и Парад Победы в Стамбуле — как раз и есть иллюзия, пресловутая Ловушка Сознания.

А уже внутри ее содержатся более мелкие частности: почти недельный сбой во время моего визита на виллу Сильвии, новые приключения с нею же на Валгалле et cetera...

И хорошо, если и на сей раз все ограничится ошибкой в триста миль. Но ведь еще имеет место и замолкшее радио...

Ведь решили же мы, что будем впредь всеми силами избегать проломов мирового континуума, жить в нашей последней реальности как подобает законопослушным обывателям Великой Сети. А тут успокоились, утратили бдительность, решили, что еще разок попробовать можно.

Правда, сослаться можно на то, что выхода другого у нас не было. Или погибать под английскими снарядами, или — так.

Впрочем, рискнуть тоже было можно, пощекотать себе нервы ремейком прорыва "Гебена" и "Бреслау" в противоположном направлении, но как-то не захотелось. Навоевался я сверх меры. Да и в случае удачи прорыва "просвещенные мореплаватели" нас бы в покое не оставили, здесь пока еще все судоходные пути и почти все порты контролируются ими.

Все равно как сначала публично наплевать в морду предводителю марьинской шпаны, а потом отправиться с подружкой вечерком посидеть в летнем кафе на углу Октябрьской и Сущевского вала.

Да чего я так взволновался? Ничего же пока не произошло и ничего не известно. Океан, небо, солнце, яхта — все при нас. И принцип Оккама пока еще никто не отменял.

Я попытался выбросить из головы тревожные мысли, и мне это почти удалось, потому что как раз в этот момент на крыше рубки появились Ирина с Анной.

Свеженькие, умытые, причесанные, одетые сообразно моде и ситуации "светские дамы на морской прогулке", то есть в легкие светлые платья и широкополые шляпки для защиты нежной кожи от жарких солнечных лучей.

Я поприветствовал спутниц полупоклоном, приподняв над головой фуражку. (Удивительно быстро привыкаешь к нормам и обычаям времени. Всю жизнь я даже зимой ходил, за исключением самых свирепых морозов и метелей, без головного убора, а здесь легко смирился с мыслью, что без фуражки или шляпы ходить почти столь же неприлично, как и без штанов.)

Ирина ответила мне легкой улыбкой, а Анна будто и не заметила. Вцепившись пальцами в планшир, она буквально остолбенела, широко раскрыв глаза.

Да уж, я ее отлично понимаю.

Увидеть в двадцать один год Индийский океан во всем его великолепии, освещенный утренним солнцем, с палубы королевской яхты дано не каждой. Особенно после того, как девушка почти смирилась за три года жизни в Совдепии, что ничего хорошего ей, дочке статского советника, в пролетарском раю не светит. Что ни в какой вуз ее не примут, это еще полбеды, так ведь в ходе объявляемых большевиками одна за другой кампаний свободно можно оказаться там, куда Макар телят не гонял, а то и еще дальше.

И вдруг не только вернулась прежняя жизнь и общественный статус, а былью стала сказка, сюжет из романов Буссенара или Чарской: она вышла замуж за красавца мужчину, генерала и одного из богатейших людей на земле. А теперь плывет в изысканном обществе не куда-нибудь, а в Австралию!

Горевала, конечно, девочка, что ненаглядный Александр вновь ее покинул и не с кем разделить радости жизни и постель (к этому делу она быстро приобрела вкус, хотя совсем недавно данная сторона супружества представлялась ей неизбежным, но от этого не менее стыдным злом). Но ничего страшного, можно и потерпеть немного, Шульгин обещал разделаться с неотложными делами и возвратиться не позднее чем через две-три недели.

Мы немного поболтали в общем-то ни о чем, поскольку грузить девушек своими проблемами я не считал нужным, обсудили программу предстоящего дня.

После церемонии подъема лично мной придуманного флага "Призрака", очень похожего на будущий ооновский, голубого с вышитой серебром розой ветров и девизом "Вулюар сэ пувуар", прошедшей достаточно торжественно и сопровождающейся гимном экспедиции — увертюрой Дунаевского к фильму "Дети капитана Гранта" и салютом, на крыше рубки под тентом был накрыт завтрак, изысканный, но достаточно плотный, поскольку морской воздух и физические упражнения весьма способствуют аппетиту.

Оставив девушек услаждать себя кофе глясе и любоваться пейзажем, я спустился в рубку и в очередной раз включил радиостанцию. Увы!..

А тут еще явился Ларсен с докладом. Он так и не нашел каких-либо неисправностей в инструментах и ошибок в таблицах. Но зато очередная обсервация показала, что мы находимся всего в 15 милях северо-западнее острова Платт, и, значит, не позднее чем через час откроется характерный двузубый пик, венчающий его северную оконечность, как обещала лоция.

Любой мореход обрадовался бы этой возможности. Тут и место свое определится со стопроцентной точностью, и правильную прокладку курса можно начинать.

Одна только закавыка портила дело — остров Платт расположен почти в сутках пути от места, где мы якобы находились всего два часа назад. То есть дела наши обстоят, грубо говоря, хреново.

Разумеется, ни через час, ни через два ни в бинокли, ни радиолокатором мы не обнаружили ничего похожего. Океан был гладок и пустынен.

— Что из этого следует, капитан? — поинтересовался я, изображая хладнокровие, но, может быть, излишне нервно покусывая мундштук трубки. Лично мне ответ был уже очевиден.

Столь совершенные мыслящие машины не ошибаются, и ставить под сомнение штурманские способности робота я не мог. Если даже предположить, что внепространственный скачок каким-то образом повлиял на позитронный, или какой он там у него, мозг, который начал давать сбои при вычислениях, так я и сам брал секстаном высоту солнца в полном соответствии со "Справочником штурмана" издания 1968 года под общей редакцией контр-адмирала В. Д. Шандабылова.

Предположим, что и адмирал со странной фамилией тоже не вполне компетентен, так там еще двенадцать докторов и кандидатов военно-морских и физико-математических наук трудились. Не баран начихал.

Эрго — мы находимся на самом деле неизвестно где. Единственно достоверно известно — в южном полушарии, поскольку яхта идет на восток, а солнце от нас слева.

Забавно.

— Единственное, что я могу предположить, — мы пользуемся неверными навигационными таблицами, — сообщил Ларсен и протянул мне книжку ежедневных таблиц "МАЕ" на 1921 год.

Таблицы как таблицы. Совершенно такие, какими пользуются судоводители всего мира. Найти в сотнях столбцов цифр ошибку или опечатку совершенно невозможно, разве только остановить первый встреченный в море корабль и вместе с их штурманами произвести сверку каждой строки и цифры на сегодняшний и ближайшие дни.

Только ничего это не даст, поскольку теперь я был почти совершенно уверен, что мы в очередной раз попали не туда. В иное время, проще говоря. Не знаю пока, на месяц мы ошиблись, на год или столетие, но другого разумного объяснения просто нет.

Для меня разумного, поскольку любой нормальный человек любой реальности до последнего отстаивал бы какую угодно причину, кроме названной. Для всех прочих, включая и писателей-фантастов, время в повседневном обиходе — константа из констант. Куда проще согласиться даже с неожиданным и немотивированным изменением угла наклона земной оси или увеличением орбитальной скорости нашей планеты, нежели шутками со временем.

Но я, побывав в прошлом, будущем и как минимум трех параллельных временах, подумал как раз об этом варианте.

— Скажите, Ларсен, а вы смогли бы произвести расчеты по, так сказать, обратной экспоненте? То есть установить, какому дню, месяцу и году могло бы соответствовать наше исчисленное место?

Робот ответил практически сразу. Смысл моей идеи он понял, но ни удивления, ни иного эмоционального отклика вопрос у него не вызвал. Он же не человек, хотя и похож неотличимо, и требуется сначала включить специальную подпрограмму, чтобы он начал соответствующим своему психотипу и профессиональному статусу образом реагировать на дурацкие или странные вопросы.

— Технически такой расчет возможен, но практической пользы от него не будет... — Где-то у него внутри происходили недоступные моему разумению переборы вариантов.

В принципе если в главной памяти самого робота или базе данных судового компьютера имелись необходимые алгоритмы, учебники и справочники по астрономии, Ларсен мог бы расчислить реальное положение Солнца для любого места на Земле в каждую секунду от сотворения мира. По крайней мере, мне казалось, что ничего теоретически невозможного в такой задачке нет.

Однако Ларсен меня разочаровал.

Не своими математическими способностями, а сутью ответа. По его мнению, в силу таких-то и таких-то причин означенному соотношению координат и положения Солнца на небосводе может соответствовать неограниченное количество дат как до, так и после наступления нашей эры по грегорианскому календарю. С апериодичными интервалами от 14-го до 21-го года. Грубо говоря, ближайшими точками времени, в которые нас могло занести, оказывались промежутки между началом октября 1906-1913 годов в прошлом или последние числа сентября 1937-1944 в будущем. И так далее, вверх и вниз до бесконечности...

Требовать уточнения до дня и часа я по понятным причинам не стал. Хотя меня несколько удивили два противоречия. В прошлый раз мы с Ириной нечувствительно попали в 1991 год, который отстоял от нашего 1984-го всего на 7 лет, а Антон, подбирая для нас пригодную для жизни реальность, утверждал, что доступные для проникновения координаты времени разделены гораздо большими интервалами.

Впрочем, скорее всего в каждом указанном случае имелись в виду совсем другие законы и принципы. И необязательно мы сейчас находимся именно в ближайшем прошлом-будущем, и какой-то поправочный коэффициент кратности как раз и может воображаемое противоречие устранить.

И проблема совсем не в теории, а в том, как понять, где мы на самом деле, и как жить дальше, если все случилось так, как я думаю. Согласитесь, оказаться за пределами своего времени в хорошо вооруженной и подготовленной к чему угодно компании надежных друзей, да еще и чувствуя постоянную поддержку почти всемогущего и всеведущего Антона, или вот так, как я сейчас, — две большие разницы.

После обеда, когда Аня устроилась с книгой в шезлонге под тентом, я уединился с Ириной на кормовом балконе и в осторожных выражениях изложил ей суть моих опасений. К предложенной гипотезе она отнеслась достаточно спокойно Как я давно уже убедился, главное для нее — чтобы мы были вместе, а остальное как-нибудь уладится.

— Мы же все равно собрались путешествовать без особой цели, и отпуск у нас не 24 дня, так что пока причин для тревоги нет. Сначала нужно точно определиться, где мы и почему, а уже потом думать, как быть. Или сами найдем выход, или Антон возникнет, как чертик из табакерки. Как бы опять не его это шутка. Появится и скажет, что неизбежная на море случайность требует твоего вмешательства именно здесь, сейчас и таким именно образом...

За годы общения она вполне овладела и принятой в наших кругах лексикой, и стилем мышления. Впрочем, еще 9 лет назад (биологического времени), в ночь первого знакомства я установил, что мы с ней "одной серии", отчего и неожиданностей в наших отношениях быть не может. А когда они вдруг все-таки случаются, как, например, произошло с нашим давним разрывом и ее замужеством, то все рано или поздно возвращается на круги своя.

— Если мы оказались в будущем, — сказала она, мечтательно всматриваясь в рассекающую индиговую гладь океана кильватерную струю, — ты быстро в этом убедишься, покрутив ручки радиоприемника. В тридцать седьмом и следующими за ним временными рубежами со связью было все в порядке. Поймаешь Би-би-си или радио Коминтерн, и все узнаем.

— А вот тогда газеты потерялись, и мы так и не узнали, что же на нашей родине произошло, и что за три славянских президента подписали приговор Советскому Союзу, — вспомнил я нашу четырехчасовую прогулку по странной, осененной царскими трехцветными флагами Москве декабря 1991 года.

Даже Антон не смог помочь нам выяснить, где и почему мы побывали, поскольку подчинялся тем же законам природы, которые гласят, что, оставаясь в пределах данной реальности, побывать в будущем и вернуться после этого в прошлое невозможно. Мы же совершенно случайно попали из безвременья Замка вообще неизвестно куда — в собственное ли наше будущее, или, как в романе Шекли, в реальность, отличающуюся от исходной одной-единственной деталью, всего двумя деталями, и так далее...

— Да, забавное вышло приключение, — ответила Ирина с мгновенно проявившейся и так же быстро исчезнувшей улыбкой, непонятно к чему относящейся — к тому, что мы пережили на московских улицах, или эпизоду уже в квартире, когда нас чуть не застали друзья за спонтанными и чрезмерно бурными любовными утехами.

— А если мы оказались не в будущем, а в прошлом? — поинтересовался я. — Тенденция-то ведь в том, что мы как-то незаметно соскальзываем все ниже и ниже. До двадцатого года уже добрались, а теперь вдруг раз, и еще глубже провалились. Хорошо еще, если в начало нынешнего или конец прошлого века, а то сразу в тартарары, времена Магеллана или крестовых походов... И радио, кстати, здесь не работает.

Я не шутил, подобная перспектива казалась мне куда более возможной, чем противоположная. И радости, само собой, от подобной возможности отнюдь не испытывал. Ну, конечно, мы и там не пропадем... Поначалу.

На год продовольствия у нас хватит, золота имеется в достатке, оружия и боеприпасов — до конца дней, если даже со всем миром воевать придется, тем более имея таких верных и умелых бойцов, как наши роботы.

Но социализироваться в архаическом обществе мы точно не сможем. И, значит, придется превращаться в этаких Агасферов, обреченных бродить по миру, нигде надолго не задерживаясь, без друзей, единомышленников и всего, что сопутствует нормальной человеческой жизни. Вроде дона Руматы Эсторского, даже еще хуже.

— Не грусти, Новиков, — уловила ход моих мыслей и смену настроения Ирина. — Еще ведь ничего не решено. Давай сначала разберемся, а уж потом будем думать, как жить...

Ничего более умного я все равно придумать не мог, почему и отправился в рубку, поскольку подошло наконец время аварийной связи. Те самые "три минуты молчания".

Таковыми они и остались. Ни на коротких, ни на средних волнах ни малейших признаков осмысленных сигналов. Только треск атмосферных разрядов.

Я еще сидел перед рацией, выключив питание и мрачно уставившись на собственное отражение в экране компьютерного монитора, как почти бесшумно прошелестев босыми ногами по ступенькам трапа, за моей спиной вновь возникла Ирина. Лицо ее прямо-таки лучилось радостью, и я еще не успел догадаться о причине, как она рассеяла мое недоумение.

Нет, она летела ко мне отнюдь не для того, чтобы сообщить, что все наши проблемы решились сами собой и Ларсен, к примеру, увидел-таки в бинокль берег, именно тот и именно там, где нам нужно.

Все гораздо проще. Расставшись со мной, Ирина вдруг вспомнила, что она не только светская женщина, отправившаяся с другом в запоздавшее не то на год, не то на восемь лет "свадебное путешествие", а и неплохой в прошлом специалист как раз по межвременным перемещениям и спецоперациям в иных мирах.

Хотя из всей необходимой аппаратуры у нее с собой был только портсигар, прибор весьма универсальный, но маломощный, рассчитанный на поддержку стационарных установок типа "шар", она все же сумела рассчитать необходимые параметры генерируемого поля и дотянулась лучом до географической точки, где сейчас должна бы находиться "Валгалла".

Ирине это удалось потому, что координаты постоянного места парохода у второго причала на внутреннем рейде острова Мармор, где ударными темпами возводился Царьград, вольный город и новый форпост Югороссии в Мраморном море, уже имелись в памяти прибора. То есть канал прямой связи как бы уже существовал, только в свернутом виде, его нужно было только активизировать. Но все равно энергии в "аккумуляторах" хватило еле-еле.

Буквально за несколько секунд, пока они работали, Ирина успела увидеть нужное место, и ей все стало ясно.

— Будущее, Андрей, несомненное будущее, причем — опять не в нашей реальности... — И она объяснила, почему пришла к данному выводу.

Во-первых, там, где мы заложили город, где местные и привезенные из России строители уже успели воздвигнуть пирсы, портовые сооружения, первые кварталы городских улиц, она не увидела совсем ничего.

Пустынный малоазиатский пейзаж, такой же, как до Рождества Христова, а возможно и до Потопа. Зато в море она увидела сразу несколько кораблей более чем современного вида, а в небе — инверсионные следы летательных аппаратов. И — "Сапиенти сат" [Умному достаточно (лат.)], как любили говаривать древние.

В самом деле, раз Ирина не увидела никаких следов города, значит, его здесь и не было. За 50-100 лет (допустим) даже те постройки, что мы уже успели возвести, никуда бы не делись при любом развитии исторических событий. Стоят же на месте и Порт-Артур, и Дальний, и Харбин, хотя Россия давно потеряла права на обладание ими. Следовательно, и реальность здесь другая. Жаль, что я своими глазами не увидел те корабли и самолеты, которые видела она. Уж я бы смог хоть приблизительно определить время, отделяющее их и от 1921-го, и от 1984-го, в ту или другую сторону.

Но самое главное даже не это. Парадоксальным образом факт попадания в иную реальность вселил в меня оптимизм. Из собственного будущего выбраться, в случае чего, гораздо труднее, если не невозможно совершенно. А из параллельной реальности — куда вероятнее. Поскольку есть уже прецеденты.

Так что поживем посмотрим. Теперь остается только определить время, в которое мы угодили, и начать соображать, как здесь можно устроиться...

Вопросов, конечно, у меня сразу же возникла уйма, но без спешки со всеми можно будет разобраться. По мере их практической реализации.

...С наступлением ночи отпали последние сомнения. В обыкновенный бинокль сразу же стали видны перемещающиеся между истинными звездами и планетами светлячки, не могущие быть ничем иным, как искусственными спутниками. Меньше чем за час Ларсен с помощью оптики и локатора насчитал их несколько десятков, летающих по разнообразнейшим орбитам, а также неподвижных, зафиксированных над определенными точками земной поверхности.

Из этого следовало, что здешняя цивилизация никак не уступает хотя бы нашей исходной. У меня даже мелькнула мысль, не вернулись ли мы случаем домой, в собственные восьмидесятые, на крайний случай девяностые годы? Впрочем, она так же быстро и отпала. По простейшей причине — наша радиоаппаратура по-прежнему не принимала никаких сигналов. Значит — принципы связи здесь совсем другие, использующие как минимум совсем другие диапазоны частот, если не гравитационные или совсем нам неведомые волны.

Одного из роботов, носившего судовое имя Джонсон, в честь очередного персонажа "Морского волка", я перенастроил на специальность радиоинженера высшей для уровня 1984 года квалификации и поручил ему, используя имеющуюся на "Призраке" аппаратуру, а при необходимости конструируя новую, разобраться в ситуации и поймать какую угодно передачу. Не может же техническая, тем более земная цивилизация обходиться вообще без связи.

А яхта продолжала свой бег под парусами к осту. Сохраняя прежнюю скорость, через неделю или дней через десять мы достигнем берегов Австралии. И что нас там ждет?

Можно, конечно, переложить руль вправо и пойти к французским (в нашем мире) островам Амстердам и Сен-Поль. Туда немного ближе, и можно надеяться, что мои английские документы не вызовут на этих затерянных в океане клочках Земли чересчур пристального внимания.

В том 21-м году, из которого мы выпали, так бы оно и было, изнывающему от скуки губернатору и полицейскому офицеру столько радости доставило бы приглашение на борт, хороший ужин и общение с красивыми женщинами (ну и соответствующие рангу подарки, разумеется), что и так небольшие формальности свелись бы к исчезающему минимуму. Но здесь? Кто его знает, может, Англия и Франция в состоянии войны или вообще не существуют как самостоятельные государства, да и просто документов здесь нет в нашем понимании, а все пользуются какими-нибудь электронными карточками или отпечатками сетчатки... Мало ли подобного приходилось читать.

По той же причине не стоит идти в Индию, на Цейлон или Индонезию, неизвестен их политический статус, нравы и обычаи аборигенов, принципы обращения с иностранцами.

Но все эти проблемы занимали только нас с Ириной, Анна ни о чем не подозревала и с энтузиазмом двадцатилетней девушки радовалась жизни, роботам же было абсолютно все равно в рамках действующей программы.

К полудню следующего дня Джонсон добился первых успехов. Исходя из того, что при наличии такого количества спутников здешние обитатели вполне могут использовать ультракоротковолновые диапазоны, он изготовил несколько антенн и собрал подходящий приемник. И чуть ли не с первой попытки поймал передачу. Не слишком пока отчетливую, с помехами, но явно на английском языке. Пустейшего, надо заметить, содержания. Ничуть не лучше тех, что гнали местные радиостанции Карибского бассейна и Флориды, когда я там работал.

Может показаться удивительным, что на мощной радиостанции "Призрака", способной доставать на другую сторону земного шара, не было элементарного УКВ-диапазона, которым с шестидесятых годов оснащались даже наши советские "Фестивали", "Ригонды" и "ВЭФы".

Правда, пользы в них было чуть. Ловились полуэкспериментальные станции, вещавшие по два-три часа в день, да звуковое сопровождение телепередач. И дальность приема — километров 10-15.

В двадцатые же годы весь мир звуковое вещание вел на длинных и средних, а на KB работал морзянкой.

Здесь же наряду с ультракороткими волнами использовали еще что-то, и на это "что-то" у Джонсона квалификации уже не хватило.

Поэтому ловить нам удавалось, может быть, процентов десять того, что на самом деле шло в эфир. К именно этой пропорции я пришел, элементарно сравнив плотности вещания в наше родное время и здесь. Не может же быть, что космического уровня цивилизация уступала в радиообмене нашей на порядок. А цивилизация была космической на самом деле, покруче нашей. Несколько раз за время плавания мы наблюдали старты солидного размера космических кораблей с какого-то экваториального космодрома.

Судя по размерам объектов, мощности ионизированного столба, пронзающего атмосферу, тут летали полноценные межпланетные, если не межзвездные корабли.

А вот доступные нам передачи поражали первобытной глупостью. Ничуть не лучше того, что ловилось в 1979 году в Сан-Сальвадоре из Майами. Более-менее содержательными были только программы новостей.

С их помощью мы определились во времени. Сначала прозвучала дата, 19 сентября, а потом всплыл и год. 2055.

Но жил этот мир не впереди, а как бы сбоку нашего. Никаких намеков на победу коммунизма. Зато имя "Россия" прозвучало неоднократно и во вполне спокойном, деидеологизированном контексте.

Политическая же ситуация в мире оставалась смутной. Для меня, естественно. Мелькали названия государств, как известных и у нас, так и совершенно новых, и требовалось немало сообразительности, чтобы идентифицировать какой-нибудь Зулуленд, Бантустанию или нечто вообще непроизносимое. И в основном в этих географических артефактах воевали. В итоге у меня сложилось впечатление, что здесь история пошла по интересному пути. Похоже, обошлось без деколонизации, да и великие империи XX века распались по несколько другим границам и принципам.

Впрочем, тогда мне было понятно весьма немного. Нас с этим миром психологически разделял всего 71 год. Однако что понял бы о нашей жизни человек из пресловутого 1913 года, с которым коммунисты сравнивали все свои достижения и успехи, прослушав несколько выпусков "Последних известий" и посмотрев отрывки программы "Время"?

Конечно, в сравнении с обывателем 1913 года я куда как умен, опытен и не в пример лучше подготовлен к восприятию самой шокирующей информации, но тем не менее. Я легко могу понять и принять почти все, но никакая сообразительность не компенсирует дефицит фактов. Чтобы ответить, сколько ног имеет "дас пферд", нужно как минимум быть в курсе, что по-немецки так называется лошадь.

...В конце концов я принял решение идти в Австралию. Немаловажную роль здесь сыграла наша с Сашкой договоренность.

Я почему-то, возможно без всяких оснований, надеялся, что, если есть хоть малейшая возможность, он станет искать меня. И — именно там, поскольку вся остальная Земля слишком велика. И у нас нет даже такого единственного журнала, в котором можно было бы поместить понятное только нам двоим объявление. Как это сделал герой "Конца вечности". У нас есть только вариант Жеглова — Шарапова. Единственное место встречи.

Мой оптимизм подкрепляли вполне наглядные факты из прошлого. Сначала ребята вытащили нас с Алексеем из чужих тел в сорок первом, потом Сашка разыскал меня на Валгалле. Почему бы не сделать этого же и в третий раз?

Правда, в те разы им помогал Антон, так отчего бы ему не сделать этого снова? Куда ему от нас деваться? (В то, что Антон ушел навсегда, удовлетворившись своим опереточным титулом "Тайного посла", я поверить не мог. Интуитивно.)

Через пару дней Джонсон все-таки сумел наладить прием и телепередач. Прямо на монитор главного компьютера с использованием недоступных моему разуму преобразований принятой здесь системы передачи изображения.

Теперь я мог быть уверен, что сумею адаптироваться в этом мире. Хотя он, конечно, поначалу показался мне достаточно странным. Как, между прочим, любому человеку, даже самому талантливому футурологу, не мог не показаться странным мир, отстоящий от его собственного на семьдесят лет.

Я по-прежнему считал своим временем именно 84-й год "первой реальности". А как же иначе и какой еще?

Признаться, никогда не пытался прогнозировать будущее, вполне убедившись на собственном скромном опыте и на примере куда более умных по должности людей, что ничего хорошего из этого выйти не может.

Взять хотя бы В.И. Ленина с его обещанием построить коммунизм к 1940 году и Хрущева — к 1980-му. И все прочие прогнозы.

Но вот что меня удивило, так почти точное совпадение прогноза (если это можно так назвать) А. и Б. Стругацких насчет космических полетов. Здесь люди действительно летали к звездам, и летали именно так, как у них, — не релятивистским способом, а за недели и месяцы до самых отдаленных систем и, кажется, даже Галактик.

Я даже подумал, не в мир ли Альбы, Корнеева и Айера мы попали.

Но в остальном этот мир был совсем другой. Судя по тому, что я увидел, почти сутки не отходя от экрана, жить в нем вполне можно, и даже с удовольствием.

Девяносто процентов пойманных нами программ были развлекательными: концертами, викторинами, фильмами, комедиями и довольно гуманными боевиками. Люди здесь старались друг друга не убивать, используя по преимуществу всевозможные методики бескровного воздействия — всяческую пиротехнику, шоковое воздействие света, звука, психоволн и так далее.

Юмор был ничуть не более тупым и плоским, чем в американских комедиях, виденных мною по флоридскому телевидению, одеты артисты и ведущие программ в не слишком отличающиеся от наших одежды. А главное — говорили все на вполне понятном английском языке.

Соответственно, я мог бы допустить, что, раз сохранился английский, должны употребляться и другие языки, но передач на них мне не попалось. Наверное, дело в регионе и ориентации спутников.

Но развлекательные программы меня не интересовали. Куда важнее и интереснее было слушать и смотреть новости. Вначале я их просто смотрел и слушал, а потом стал прогонять всю поступающую информацию через компьютер, в соответствии с программой, позволяющей по принципу ключевых слов создать своеобразный толковый словарь здешней цивилизации, а заодно и скорректировать наши знания языка применительно к местному. За семьдесят с лишним лет параллельного развития изменения в словарном запасе и фонетике накопились изрядные.

Вот тут я понял, что мир этот очень и очень далек от нашего. Пугающе далек, я бы сказал. Потому что если сходство того же 21-го года с нашим 84-м было очевидно, и отнюдь не потому, что я хорошо знал историю, здесь аналогий и параллелей почти не просматривалось. Ведь "по большому счету" не так уж много произошло у нас событий, кардинально меняющих сам облик цивилизации.

Пожалуй, только пассажирская авиация, телевидение и компьютеры сделали наш мир принципиально отличным от того, что существовал в первой четверти века. Все же остальное...

А здесь было как-то необъяснимо по-другому.

Даже карта мира (политическая) выглядела совершенно иначе. На ней, например, не было СССР. Вместо нее — Российская республика в границах приблизительно Российской империи накануне Первой мировой войны. И роль она тут играла несколько другую. Ну и так далее...

Меня же сейчас больше всего интересовал вопрос — каким образом вклиниться в этот мир, ухитриться, почти ничего о нем не зная, не попасть в тюрьму или сумасшедший дом.

Ирина тут помочь мне не могла, ее опыт легализации в чужом мире предполагал как раз предварительное, зачастую на уровне подсознания, изучение "обстановки".

Мы с ней могли только советоваться, логическим путем искать наиболее приемлемую линию поведения.

То, что плаваем на собственной яхте, — это большой плюс, богатый иностранец, сходящий на берег в чужом порту, избавлен от необходимости знать многие и многие подробности местной жизни и обычаи.

Но документы-то он иметь должен в любом случае, и желательно со всеми необходимыми визами. И деньги тоже не помешали бы, любые, которые имеют тут хождение. Не решив этих проблем, делать нам здесь нечего. Я имею в виду — на суше. В море, как я понял, мы можем болтаться беспрепятственно. Весь срок автономности. Если здесь не найдется какая-нибудь "свободная экономическая зона", куда пускают без паспортов...

...Но, как мне показалось, выход все-таки нашелся.

Не гарантирующий стопроцентного успеха, однако ничего лучшего в голову не пришло.

Чем ближе мы подходили к берегам Австралии, тем плотнее становился поток местной информации, необходимой для реализации моего замысла. В географическом плане ничего принципиально нового здесь не было, и я свободно мог пользоваться имеющимися на яхте справочниками и атласами, а вот в смысле политической и общественной жизни было чему поучиться. Я старательно запоминал, изучая программы новостей, художественные и документальные фильмы, рекламу, — как и о чем люди разговаривают, как одеваются, ведут себя на улицах, что заказывают в барах и ресторанах.

Скрыть случившееся от Анны уже не представлялось возможным, слишком тесен был наш кружок, и пришлось ей кое-что объяснить. Привыкшая к чудесам девушка восприняла межвременной скачок почти спокойно, тем более что Ирина постаралась подать дело так, будто все идет по плану и, "заглянув одним глазом в будущее", мы вскоре вернемся обратно. Больше всего ее расстроила откладывающаяся встреча с Шульгиным.

Я об этом тоже жалел, но совершенно по другой причине. С Сашкой вдвоем мы куда быстрее и проще разобрались бы с ситуацией. А теперь мне придется "идти на дело", оставив женщин на "Призраке" одних. И, случись что со мной, Ирине придется рассчитывать только на себя да на помощь роботов. Не пропадет, конечно, она и без меня готовилась руководить доброй половиной СССР, но думать, что по моей вине ей придется пережить не самые веселые минуты, было неприятно.

...Местом высадки я избрал район южнее Аделаиды, где к морю спускаются склоны хребта Дарлинг, сплошь покрытые густыми эвкалиптовыми лесами. Несколько небольших городков, вытянувшихся вдоль впадающей в глубокий залив неширокой, но полноводной реки, на мой взгляд, идеально подходили, чтобы войти в этот мир, изобразив из себя путешественника, странствующего по горам и лесам пятого континента. Таковых в этом мире тоже хватало, пожалуй, даже больше, чем в нашем. Что и объяснимо, здесь люди жили куда как спокойнее.

Однако похоже, что далеко не все.

Постепенно вырисовывалась картина некой благополучной, но как бы и осажденной крепости. Складывалось впечатление, что только Северная Америка, Европа, Россия и тяготеющие к ним страны, включая Австралию с Новой Зеландией, являлись хотя и огромным, но все же островом стабильности и благоденствия в абсолютно нецивилизованном, бурлящем и взрывающемся гражданскими и межнациональными войнами океане.

Совершенно противоположная картина тому, как мы предполагали себе будущее планеты, где все большую силу забирали страны лагеря социализма и "идущие по некапиталистическому пути".

Судя по теории научного коммунизма, к данному времени мы должны были бы иметь нечто совершенно противоположное — могучий и счастливый "прогрессивный" блок и задыхающиеся под гнетом собственных проблем, загнившие страны капитализма.

Но это могло быть и предвзятым мнением. Слишком мало я видел, знал и понимал пока что.

...Собираясь на разведку на берег, я копировал легенду Шульгина, хотя и с соответствующими коррективами. А что можно придумать лучше маски чудака-путешественника, не совсем от мира сего, вроде Паганеля?

В случае чего и отсутствие документов можно объяснить, и переключить чересчур пристальное внимание должностных лиц на экзотические подробности своей внешности и поведения. Тем более что очень кстати по телевизору показали кинокомедию местного производства о приключениях американской журналистки, прилетевшей в Австралию, чтобы снять фильм об охоте на крокодилов и кенгуру.

Конечно, весьма опрометчиво использовать в качестве наглядного пособия эксцентрическую комедию, а с другой стороны... Даже не имея иных источников информации, кроме, допустим, "Фантомаса", пару дней в Париже наших дней продержаться можно было бы.

А вот интересно, исходя только из "Волги-Волги" и "Светлого пути", можно было устроиться в сталинской России, не имея других сведений?

...В качестве спутника я решил взять с собой Джонсона. За последнюю неделю он не только приспосабливал нашу аппаратуру к местным стандартам, но и вместе со мной изучал жизнь. Если можно так выразиться, мы даже подружились. Внешность он сам себе подобрал типичную, взяв за образец одного из телеведущих студии Сиднея.

Потом это пригодилось.