ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Виктор Вениаминович Маштаков был неприятно разочарован звонком полковника Неверова. Во-первых, он как-то инстинктивно не любил встреч с ним. Личность полковника с самого первого дня их знакомства вызывала у профессора острую неприязнь и опаску. Импринтинг (Импринтинг (запечатление) — пожизненная фиксация живым существом на инстинктивном уровне полученной информации.) своеобразный у него произошел, и при виде Неверова прежде всего вспоминалась не самая приятная ночь в его жизни.

Нет, ну на самом деле — только-только прелестная третьекурсница, которую он обхаживал целых две недели, согласилась нанести визит в холостяцкий особняк у подножия Машука. Переоделась в кружевной сарафан, под которым не просматривалось и не прощупывалось более ничего, приняла из его рук бокал шампанского, улыбкой и ужимками обещая восхитительное времяпрепровождение. И тут с грохотом и звоном распахнулись окна и двери, комната заполнилась вооруженными людьми, предводительствуемыми этим самым господином Неверовым! Тут не только языка, тут мужской силы навеки лишиться можно.

Да и в дальнейшем ничем хорошим каждая очередная встреча не кончалась. То Неверов его допрашивал в крайне грубой и невежливой форме, то вдруг проваливался в параллельные миры, а виноватым в этом оказывался опять же он, Маштаков.

Ну ладно, вернулся, дай бог ему здоровья, так все равно не успокаивается. Еще что-то выдумал, опять же на ночь глядя, а Виктор Вениаминович именно сегодня (вот совпадение!) рассчитывал нескучно ее провести в компании приставленной к нему охранницы-надзирательницы Влады. Надзирательница-то надзирательница внешностью, формами и раскованной фантазией у нее все в порядке.

Он сообщил девушке, что встреча на неопределенное время откладывается, и, бормоча под нос: "И за каким... я вас спрашиваю, сдались мне такие варианты?" — стал соображать, к чему следует готовиться.

Величайшее удовольствие Виктор Вениаминович получил бы, будь ему позволено препарировать полковника (хотя бы в переносном смысле), на предмет выяснения, в каком таком отношении находятся его личность и психика с потусторонним миром и вообще всеобщей теорией хронополя.

Что такая связь существует, профессор не сомневался, все ментальные пробои и даже физические перемещения были зафиксированы инструментально. Последним и самым веским доказательством того, что с Неверовым и его друзьями не все ладно, было их недавнее возвращение.

Маштаков был совершенно уверен, хотя и упорно доказывал Чекменеву обратное, что естественным образом им вернуться домой просто невозможно. При самопроизвольном, "аварийном" скачке напряженности хронополя параметры заданного и фактического времен разошлись на слишком большой угол. Сделанные Максимом Бубновым поправки к его расчетам подтвердили это с полной очевидностью.

То самое нарушение изохронобарической напряженности, на которое указал Бубнов, очень неслабый математик, должно было с огромной силой отжимать людей, оказавшихся у основания временной воронки от точки сопряжения миров, но никак не подтягивать их.

Убеждая Чекменева, что люди непременно вернутся, он просто оттягивал неизбежное. И где-то в глубине души совершенно ненаучным образом надеялся, что случится еще одно вихревое возмущение, со строго обратным знаком, которое все сделает "как было".

А вот когда генерал сообщил ему, что группа Неверова-Половцева все-таки вышла в расчетной точке и в почти предсказанное время, он был не то чтобы удивлен. Ему, фигурально выражаясь, показалось, что из телефонной трубки отчетливо потянуло серой.

Маштаков потратил почти целую ночь, чтобы, подобно нерадивому школьнику, подогнать собственное решение к ответу в задачнике, сомневаться в правильности которого у него оснований не было. Да и какие сомнения — люди ушли, люди вернулись. Совершенно так, как ушедший на дно человек с привязанным к ногам колосником через пару часов выходит на берег, отплевываясь и приглаживая рукой мокрые волосы.

Выйти-то он вышел, но, если не усомнится в собственной нормальности, это просто какой-то другой человек. А скорее — просто "не человек".

Однако Виктор Вениаминович, жизнелюб, изобретатель на грани гениальности и тип "сумасшедшего ученого" из романов начала прошлого века, оставался материалистом и рационалистом до мозга костей. И свято верил, что нет непознаваемого, есть только непознанное. Если теория не соответствует фактам, нужно искать другую, высшую по отношению к исходной.

К примеру, предположить, что на дне упомянутого Утопленника поджидал водолаз с запасным аквалангом, который освободил его от груза, а затем и вытолкнул на сушу.

Таким образом, честно говоря, Неверов с Половцевым, вообще вся их компания избавили профессора от крупных неприятностей, да еще и помогли внести в теорию существенные дополнения. Выходит, что не враги они ему, а благодетели. Да ведь и то, что Неверов вытянул его из захолустного Пятигорска и, так или иначе, приобщил к большим людям и большой политике — тоже ведь благо и решающий шаг к всемирной славе. Кто в противном случае, услышал что-то о завкафедрой.

Скорее всего, он просто-напросто лежал бы сейчас в лесу под полутора метрами земли или гнил в зиндане какого-то шейха.

Таким образом Маштаков легко изменил свое первоначальное настроение и ждал встречи с Неверовым теперь уже со жгучим интересом, совершенно забыв о прелестях Влады. Вот уж в них-то нет ничего принципиально отличающегося от ранее познанного. Так, легкие нюансы анатомии и физиологии.

Он даже, пользуясь предоставленным ему правом изменил заказ, сделанный в кремлевском пищеблоке в предвкушении встречи с любовницей. Для позднего делового ужина с суровыми офицерами приличествует совсем другое меню.

Официанты едва успели накрыть стол в одной из комнат его "золотой клетки", как гости прибыли. К его удивлению и удовольствию, вместе с Неверовым приехали и Половцев с Бубновым, то есть в сборе оказалась вся команда, и те, кто ходил на ту сторону, и те, кто пытался помочь им с этой.

Экспромтом образовался как бы симпосион в древнегреческом стиле, когда умные люди выпивают и закусывают под философические разговоры.

Впрочем, особенно пофилософствовать Виктору Вениаминовичу не дали. Беседа с порога приобрела жесткий, деловой настрой. Причем сам Неверов в ней особого участия не принимал, скорее, просто контролировал ситуацию.

Половцев же сразу перешел к сугубой конкретике. Очевидно, предварительно проконсультировался с Бубновым, потому что вопросы задавал достаточно квалифицированные, хотя и почти не владел математическим и физическим аппаратом. Но и обычного здравого смысла и общей эрудиции ему хватало.

Вадима Петровича прежде всего интересовала практическая сторона предстоящего похода. Насколько надежна система управления порталами, в том смысле гарантируется ли устойчивость и однородность хронополя на весь период проведения операции? Возможны ли сбои по типу тех, что случаются в ЭВМ, под влиянием дефектов собственной программы, каких-то гипотетических подводных течений в океане времени, а также сбоев в энергопитании.

Маштаков в своей обычной, слегка экзальтированной манере утверждал, что за исключением "подводных течений" ручается и за технику, и за программы головой. Все проверено, многократно продублировано, энергопитание тройное — от сетей энергосистемы, от аккумуляторов и от резервных дизель-генераторов.

— Да вот же Максим Николаевич неоднократно пользовался! И через стационарный портал, и с дистанционным включением-выключением с переносного пульта, с той стороны. Никаких отказов. Да вы сами скажите, Максим Николаевич, вы же и расчеты все видели, и сами перепроверяли. Даже ошибку в знаке у меня нашли... — на всякий случай польстил он подполковнику.

Максим подтвердил, что так все и есть. Вернее — было.

— Ну а что вы хотите? На самолетах же летаете? И пока ничего! А если что иногда и случается, это не дискредитирует саму идею воздушного транспорта тяжелее воздуха?!

— У тех, кому не повезло, очень даже дискредитирует, — мрачно сострил полковник Половцев. — У нас, например.

— А что — у вас? У вас тот случай, когда человек по ошибке вместо двери туалета открыл аварийный люк...

— По чьей ошибке? — въедливо поинтересовался Половцев.

— Да какая разница? Скажем, кто-то злонамеренно таблички на дверях местами поменял!

— Интересная точка зрения, но допустим. И вот, значит, по ошибке незнамо кого, вниз, без парашюта. И как же мы выжили?

— Вот это не ко мне вопрос, уважаемый, не ко мне, — Маштаков прищурился, и голос его приобрел ехидные интонации. — Левитация — не по моей части. За то, что вы выпали, какую-то долю ответственности нести согласен, а вот где вы научились летать без парашюта, я не знаю. Хотя мечтал бы выяснить. Но мы отвлекаемся. Повторяю — сейчас техническая сторона проекта абсолютно надежна.

— Верю. Следующий вопрос — вы задумывались или, может быть, даже экспериментировали — что произойдет, если при включенном входном портале вторым аппаратом одновременно будет создан и выходной? И даже не один. Мы получим что? Сквозной тоннель через боковое время или...

— Нет-нет, продолжайте! Что вы подразумеваете под "или"? Мне крайне интересен ход вашей мысли.

— Виктор Вениаминович, я ведь не физик. Я, так сказать, добросовестный пользователь тем, чего совершенно не понимаю. Однако это не мешает мне рассуждать. Не зная, что находится внутри паровоза, я ведь имею право спросить, что случится, если он поедет мимо рельсов, тем более на мосту? Или — навстречу ему по тем же рельсам будет ехать другой поезд?

— Можете, конечно, можете!

— Простите, я продолжу. В нашем случае — а у меня есть некоторый опыт в езде на паровозе, а не в его конструировании, — мы сталкивались с ситуацией, когда без всякого нашего участия несколько раз внутри бокового времени открывались проходы еще куда-то. Вот Сергей Васильевич не даст соврать. То он видел картинку невоплощенной (вернее, в его случае как раз воплощенной) коммунистической утопии, то мы оказывались в казармах израильской армии, которая пользуется ивритом, как разговорным, и снабжается крайне современной радиотехникой из Китая и Кореи...

— Вы это сами видели? — Профессор пришел в необычайное возбуждение. — Какая может быть радиотехника из Китая? Ламповые приемники "Телефункен" из Циндао?

— Видели, Виктор Вениаминович, — подал голос Неверов. — И пользовались. Отнюдь не ламповые, и не "Телефункен", а штучки чуть больше портсигара, полсуток воспроизводящие музыку с такого вот зеркального диска, — он показал пальцами размер. — С весьма поразительным качеством звучания...

— И что же вы не привезли... Ах, да, простите! — Он вспомнил, каким образом вернулись домой "хрононавты".

— Это еще один вопрос к вашей теории. Что-то их много накапливается, вам не кажется? В целях любопытства я бы и не возражал поглядеть еще какие-нибудь загробные миры, но сейчас мне поручено совершенно конкретное задание. Поэтому в присутствии Сергея Васильевича я официально заявляю — пока вы не продумаете мой вопрос, я не позволю открывать второй портал на той стороне.

Тарханов наконец тоже понял, что слова Вадима несут совсем не праздный смысл.

— Именно так, Виктор Вениаминович, Вы подумайте. На мышах потренируйтесь, если надо, но чтоб через неделю ответ был. Вот и Максим Николаевич вам поможет.

Бубнов, до того в разговор не вмешивавшийся, исключительно мимикой подтвердил, что поможет непременно.

— Но в любом случае, даже если мы не успеем завершить эксперименты, всегда ведь можно синхронизировать входы и выходы. Предохранитель своеобразный ставить...

— Можно, но к нашему вопросу это отношения иметь вовсе не будет. Вы меня поняли?

Слова Половцева-Ляхова прозвучали как-то слишком многообещающе. Вадим, может быть, и сам не хотел такого эффекта, но как сказалось, так сказалось. И Маштаков посерьезнел.

— Господа, господа! Как-то наш разговор приобретает... Может быть, к столу все же пройдем? За едой ведь тоже говорить можно.

Вадим вспомнил, что действительно с утра он ничего не ел, а удастся ли в казармах перехватить что-нибудь кроме того же сухпайка или оставшихся после ужина остывших макарон по-флотски, большой вопрос. А из соседней комнаты доносились очень аппетитные запахи. На великокняжеском коште профессор не считал нужным в чем-то себе отказывать.

Особенно хорошо оказалось блюдо, приготовленное наподобие марсельского буйябеса, из мяса камчатских крабов, мидий, кальмаров и осьминогов, залитое вдобавок густым и острым соусом.

Ну и прочие закуски, и разварная картошка, и бефстроганов, и холодные водки.

Регулярно себе подкладывая и поощряя к тому же сотрапезников, Маштаков продолжал витийствовать более раскованно:

— Я готов лично отправиться вместе с вами, прихватив с собой всю лабораторию, мы там на месте снимем все параметры, тогда и решим, как поступить. Но больше всего я хотел бы пройтись по вашим стопам, лично увидеть все, о чем вы рассказываете! Уверен, что если обратный переход мы выполним по моей методике, а не по вашей, то и трофеи на эту сторону доставить сможем. Вот скажите, Максим Николаевич...

Бубнов, выпивший водки, тоже повеселел:

— Да чего же говорить? На самом деле, мы с той стороны кое-что переправить сумели. В том числе два трупа некробионтов в одежде. Значит, теоретически это возможно. А вы же ведь, Сергей Васильевич и Вадим Петрович, действительно помимо портала вышли...

— Но как, как? — Эта загадка не давала Маштакову покоя.

— Что значит — как? — удивился Тарханов, наливая по третьей. — Розенцвейг нам в последнее мгновение процитировал ваши же слова, что мы способны без всяких приборов управлять хронополем. Ну вот я лично представил себе это самое хронополе как тонкую пленку разделяющую наши миры. Закрыл глаза и рванулся через нее...

— И я тоже, — добавил Ляхов.

— Вот видите, вот видите! Само собой, тут все равно требовалось наличие моего генератора, создающего пресловутую напряженность. А вы сумели сработать не за сам генератор, а за его управляющий блок...

— И что из этого?

— Да только то, что и впредь, я надеюсь, вы сможете точно так же свободно чувствовать себя на границе миров. Я даже думаю, что эта ваша способность будет только расти. Нет, хотите, мы прямо сейчас это проверим?

— Ага, — усмехнулся Тарханов. — Я по пьяному делу даже за руль никогда не сажусь, а сейчас стану упражняться со временем. Нет уж. Кесарю кесарево... Вадиму Петровичу скоро ехать надо. Вот когда он на ту сторону пройдет, до цели доберется, тогда и мы с вами туда, я надеюсь, съездим. И поглядим, что оно почем.

— А цель-то — она где? Опять в Израиле?

— Так я вам и сказал...

— Да что вы, в самом деле? Я здесь в тюрьме вашей сижу, контактов с внешним миром не имею, кому я ваши тайны выдам? А вы все равно без Маштакова никуда. Могли бы и по-честному...

— Ага, с вами — по-честному, — снова включился в разговор Максим. — А вы в любой момент уйдете через свой пробой куда пожелаете...

— Я? Уйду? Да, пожалуйста, я вам все ключи от генератора отдам, и делайте с ним что хотите! А я... Я знаете что придумал? Как из нашего генератора межзвездный двигатель сделать, вот что! Сейчас расскажу!

Тарханов по роду службы догадался, что третья рюмка была лишняя. Или профессор до этого штук пять принял, только маскировался грамотно.

— Баста! На сегодня закончили! Вы, Виктор Вениаминович, кончайте языком молоть, а то я вам припаяю государственную измену через намерение. А господам офицерам отдыхать пора. Спасибо за угощение... Значит, вы меня поняли. Аргументированные ответы на все заданные вопросы должны лежать у меня на столе... Через три дня.

— Да какие три, мы же только что о неделе говорили, — заныл Маштаков.

— Я сказал — три! Хотя бы в первом приближении. А то будет вам и соус из морских гадов, и водка, и девочки.

Уже на крыльце Интендантского корпуса Тарханов привлек к себе Максима:

— Я не знаю, что он там опять болтал, но ты озаботься. И насчет генератора, и касательно двигателя. Нам сейчас каждое лыко в строку... А утром поговорим.