Максим Шерстюгов
НАРКОМ-НИНДЗЯ И ЕГО ВОЙНА
(рецензия на книгу "Бои местного значения")
Звягинцев В. Бои местного значения: Роман. - М.: ЭКСМО-Пресс, 1999. - 528 с., тираж 20 тыс. экз. (Абсолютное оружие).
Культовый роман Василия Звягинцева "Одиссей покидает Итаку", уже обложенный обильным гарниром продолжений, - продолжен вновь. На этот раз противостояние сверхцивилизаций аггров и форзейлей, ведущих между собой бесконечную Галактическую войну, как-то отодвинулось на задний план. На передний план вышли чисто земные дела: 1938 год, ежовский террор, отлов "врагов народа" - и немного "альтернативной истории".
Как помнят читатели, главные герои эпопеи Звягинцева - группа интеллигентов в составе журналиста Новикова, художника Берестина, физика Левашова, супер-ниндзи Шульгина и сопровождающих дам - пыталась вести в Галактической войне свою игру. Ни за аггров, ни за форзейлей, а только за землян. Иногда им это удавалось, иногда нет. Герои путешествовали во времени и в пространстве, "вселялись" в разных исторических деятелей - вплоть до Сталина, который накануне войны под влиянием матрицы Новикова вдруг начал вести себя как нормальный разумный человек. Там же, в недрах эпопеи, имелся эпизод, когда Шульгин попал, как в случайную комнату, в тело наркома, за которым ночью приехал "воронок". Поразившись абсурдности поведения этого вроде бы нормального мужика, который, вместо того чтобы спасать себя и семью, готов покорно следовать за палачами, Шульгин "распорядился" за него. Спокойно, голыми руками поубивал "ежовских гвардейцев", собрал вещи, документы, оружие, посадил жену и детей в чекистскую "эмку" и двинулся прочь из Москвы. На этом Шульгин и оставил наркома Шестакова, полагая, что дальше нарком должен выкручиваться сам.
В романе "Бои местного значения" выясняется, что матрица Шульгина все-таки не исчезла из мозга Шестакова окончательно. Остался некий "след", который и повел наркома к рискованным приключениям. В этом подавленном страхами и бессонницей сорокалетнем человеке вдруг проснулся молодой Шестаков - юнкер, почти дослужившийся до мичмана, успевший впитать дух и традиции офицеров российского флота. Давно, в трагические дни подавления Кронштадтского мятежа, Шестаков спас жизнь своему командиру, старшему лейтенату Власьеву. Долгие годы Власьев прожил с чужими документами, в глухомани, лесничим на дальнем кордоне. Изредка нарком Шестаков, обманув личную охрану, в одиночку добирался до кордона и отводил душу со старым другом, - впрочем, души становилось все меньше, место ее занимала "преданность партии". Теперь же опальный, преступный перед партией нарком словно стряхнул наваждение и явился Власьеву прежним - но и новым, незнакомо пружинистым, дерзким, решительным, почти ясновидящим. Заново заключив союз, друзья решили начать личную войну против Советской власти - тем более что освободившийся от идеологии мозг Шестакова находил все больше возможностей нанести врагу существенный урон...
Роман "Бои местного значения" читать необычайно приятно. Так же, как приятно было читать у того же Звягинцева о ином, блистательном ходе войны с фашистской Германией, когда немцы не только не дошли до Москвы, но вообще почти не продвинулись в глубь нашей территории - причем победа нашим давалась не горой кровавых тел, а исключительно военным искусством. Произведения Звягинцева дают читателю, переживающему позор нашей нелепой истории, психологическую компенсацию. В самом деле, почему "враги народа" - люди неглупые, волевые, вообще не последние в своем государстве - даже не пытались сопротивляться тупой и примитивной машине НКВД? Как могло случиться, что диктатор Сталин, поломавший столько судеб, развязавший против своего народа настоящий геноцид, не погиб от пули смелого человека, а спокойно дожил до глубокой старости? Не есть ли его долгожительство оскорбление всем нам, позволившим совершить с собой такое, чего другим народам не снилось и в страшном сне? Так пусть хоть в романе фантаста будет один нарком, который наведет хорошего шороха в сталинском крысятнике! Тем, что руководит наркомом все-таки Шульгин, современный нам интеллигент, Звягинцев как бы говорит читателю: нет, теперь мы не такие, мы, нынешние, не спустили бы Кобе его замечательных дел... И в это хочется верить. За это хочется сказать автору спасибо.
А что касается аггров и форзейлей, всяких параллельных вселенных и темпоральных парадоксов - все это на самом деле не очень интересно. И автор правильно сделал, что оставил все эти вещи на периферии романа.
Максим Шерстюгов, 1999
